Кочующие в мирах: фильм о восприятии жизни номадов

Бахыт Гафуович, можно однозначно сказать, что тема кочевого мира, его мировоззрения, эстетики — это ваша тема. Как так получилось? Откуда такой интерес?
Наверное, это с тех самых трогательных моментов - теперь уже с годами они становятся все привлекательнее - что были в детстве, когда отец меня возил в степь. Ощущение степи, как живого существа. Однажды ночью я ехал один в машине и вдруг мне почудился голос матери - я так называл свою бабушку. Она позвал меня по имени, я остановился и оказалось вовремя, впереди был овраг – она меня спасла. В этот момент я поверил в мистику. И в то, что все что нас окружает имеет душу. Наши древние предки верили, что в каждом растении, птице, в животных тем более, есть душа. И я начал интересоваться этнографической темой и принципе мои первые фильмы были об этом. Ведь в этнографическом ритуале – вроде бессмысленном, для кого-то даже смешном – люди какие-то делает обряды, верят в какие-то там вещи типа нельзя наступать на черту, там надо обязательно сделать так-то – есть какая-то тайна.

Зачем на ваш взгляд нужны все эти ритуалы?
Когда народ кочевал по степи, он был не просто близок к природе, как сейчас мы говорим, он жил в ней, был частью этой природы и поэтому воспринимал все по-другому. Недавно я для себя открыл простую вещь: оказывается древние люди не знали, что такое будущее, потому что они были вынуждены выживать в настоящем. Для меня многое стало понятно с ритуалами, зачем они их придумывали. Человек изначально пытается все объяснить — вот это правильно, это нет, иначе ему трудно жить. Он сначала объяснил откуда появилось небо, откуда появились звезды – так родилась мифология и мы в этой мифологии живем до сих пор.
Читал гипотезу, но сейчас не могу ее точно процитировать, поэтому примерно о том, что оседлая культура создавала памятники в пространстве, которое для кочевника было просто домом. Он не вживался, не останавливался, он двигался. Оседлая цивилизация создала видимые памятники культуры, а кочевническая – создала устную, звучащую. То есть, больше реализовалась в эпосе, кюях, сказаниях и обрядовых песнях.
Я вот просто могу часами сидеть и слушать кюй, потому что он о чем-то мне рассказывал. Постепенно я понял, что во мне есть на генном уровне понимание пространства, желание жить в пространстве, желание путешествовать. Внимая кюй, находил всем этим обрядам объяснение.

И об этом вы рассказываете в своем новом фильме? Расскажите, о чем он и кто его герои?
Фильм называется «Кочующие в мирах» и его главные герои – Гильгамеш и Энкиду. Это персонажи одного из старейших сохранившихся литературных произведений в мире – «Эпос о Гильгамеше». Это – одна из первых записей поэтического восприятия мира. И да, я могу сказать, что этот фильм воплощает мое отношение к кочевничеству… В каком смысле? 

Уверен – в начале мира была поэзия, устная форма фиксации восприятия мира, древнейшая попытка объяснить себе природу живого, в том числе своего причастия к нему. А уж потом возникла необходимость фиксации его в письменном виде, когда уже песня разделилась на стих и музыку. Думаю, ритм повествования и пение изначально по наитию было выбрано человеком дабы отделить высокое от низменного, поэзию от прозы.

Обращение к эпосу было спровоцировано моим интересом к обрядам. Говорят, характер народа лучше всего выражает национальная кухня и погребальные обряды. И вот встретив в книге Олжаса Сулейменова упоминание об эпосе о Гильгамеше, практически объясняющем казахский обряд шашу, я поневоле присмотрелся к эпосу, и меня покорило объяснение Муратом Ауэзовым образа Энкиду – жителя степи – мудрого и опытного, знающего язык птиц и зверей. В отличие от прочтения европейскими читателя эпоса, увидевшего в образе царя-градостроителя оду человеку культуры и не заметивших в образе дикаря-варвара истинную сыновнюю любовь к природе, которая до сих пор живет в нас с ностальгической тоской о гармоническом слиянии с ней, в наш технологический век. Да, мы много чего обрели – научились ездить на авто, на поезде, летать на самолетах и ракетах, переписываться в интернете, видеть друг друга на расстоянии благодаря скайпу и, что особо ценном, иметь доступ в любую библиотеку мира, самый закрытый архив документов… Но не задумываемся о том, а сколько мы потеряли, торопясь обогнать время? Сегодня мы можем объехать весь мир, но сравним ли этот галоп с настоящим путешествием, когда мы не мчимся по странам, а живем, осязая на себе меняющийся климат земли?

Первоначальное рабочее название проекта «Ошибка молодости», которое обозначило собой новый этап в творчестве молодого поэта, увлечение им и продолжающееся до сих пор попытка Олжаса Сулейменова объяснить себе родство казахского языка с языком древних шумеров. Вот вслед за ним, но уже не с точки зрения лингвистики, а поэтического восприятия мира я тоже ищу родство (как в анекдотах про нас, казахов, которые и в марсианине хотят увидеть собрата) с другими народами, дабы найти в их наследии объяснение нашим обрядам и традициям, утерянное за годы манкуртизма – лишения исторической памяти. С самых первых своих так называемых документальных фильмов я погрузился в мир обрядов

Давайте откажемся от слова «кочевник», просто люди понимали, что они странники, те же гости в этом мире. И слагали легендарные истории с этой позиции. Царь города Урука Гильгамеш в самом начале эпоса описывается как тиран и насильник. Граждане города Урука обращаются к богине Аруру призывая ее создать такого же по силе человека, но другого. И это фактически исполняется – на свет появляется человек и не где-нибудь, а в степи! Варвар, не ведающий ни о хлебе, ни о вине – примет оседлой культуры. И главное является для того, чтобы изменить человека оседлой культуры. Человека, который строит город, строит себе памятник, чтобы жить вечно. Тема бессмертия – главное содержание эпоса. Энкиду появляется, чтобы пробудить в нем человека. И по сюжету погибает ради Гильгамеша, ради того, чтобы вернуть ему власть.  Как правило, эпос трактовали однобоко: дескать, какой Гильгамеш молодец, он из дикаря – человека природы, сделал человека культурного – одел, обул, научил пить вино. Я с этим не согласен.

Наверняка немногие знакомы с эпосом о Гильгамеше… Как вы о нем узнали? И что побудило создать целый фильм?
Впервые об этом эпосе услышал в конце 70-х годов, ко мне пришел мой друг Тимур Арганчеев и предложил создать документальный фильм. Как сейчас помню название «Монолог Утнапишти».  Благодаря ему я прочитал работу Мурата Ауезова «Энкидиада», которая вышла в сборнике эссе, где были работы наших тогда талантливейших, я считаю, философов, впервые заявивших о себе. И этот сборник тоже попал под цензуру, как и книга «АзиЯ», вторая часть которой называется «Шумер наме», на которой собственно и базируется наш фильм. Тогда у Мурат Ауезова прозвучала мыль о том, что в шумеро-акадском эпосе есть степняк, там наш человек! Он родился в степи, о нем так хорошо сказано, что он оказывается мудрый, он знает дороги, везде побывал. Это говорит о том, что в эпосе изначально была мысль - что есть другой человек, есть другой путь развития. И уже тогда 4000 лет назад была актуальна тема экологии – создав город, как образ новой цивилизации, мы уничтожаем природу. Как ни странно, Библия ведь тоже говорит об этом. Содом и Гоморра были уничтожены, потому что это центры разврата и т.д. 
В фильме я цитирую стих Асана Кайгы: «Что назову несчастьем – город, который в степи возвели». Представляете? Мурат Ауезов впервые обозначил, что уже тогда было разделение на человека пастушеского и народа городского. И вот когда объявили питчинг, я вспомнил вот эту давнюю идею, заново перечитал «Аз и я» Олжаса Сулейменова и понял, что невнимательно читал ее, уделив больше внимание первой части – наличии тюркизмов в «Слово о полку Игореве». Уверен, что не я один такой, что многие прошли мимо шумеров.
В книге - она вышла в 1977 году, много гениального, провидческого. То, что подхватил потом Мурат Ауезов. И они для меня – вдохновители этого фильма.  

Расскажите о работе над фильмом? Даже из описания понятно, что тема непростая – ну многие ли из нас знают о шумеро-аккадской культуре и тем более о ее связи с казахской? 
Да, процесс был нелегкий – у меня было более 20 вариантов сценария. Поначалу я втолкал в него, как говорится, все, что узнал о шумерах. Хотел разжёвать зрителю, который наверняка вообще впервые слышит о Гильгамеше, причем тут казахи, зачем нам знать про этот – самый древний эпос на земле? Потом понял, что для меня важно показать не противопоставление цивилизаций, а их первую попытку понять друг друга, стать не врагами… Еще Рене Генон писал о том, что, когда кочевые народы сошли с исторической арены, нарушилось равновесие в мире. Важный баланс, в котором одно дополняло другое, одно энергетически питалось другим. И поначалу много времени ушло на цитирование всех выдающихся ученых. И только потом решил пересказать эту историю своими словами, опираясь на опыт прежних этнографических работ, где рассказывал, что у нас был культ солнца, огня, неба. Откуда они взялись и как передались через многие поколения? Был такой сложный процесс отслоения – от идеи к идее. Повторять себя не хотелось, конечно, потому что какие-то вещи, тот же Наурыз, не раз был расшифрован в моих фильмах. Гораздо интересней было вхождение в эпос, в мир представлений древних. Эпос до сих пор имеет свою силу. То есть он через многие века рассказывает то, что происходит с нами сегодня. 
Я пишу книги о мире кочевников, говорю о том, что нарушилось равновесие, в котором кочевники связывали разные культуры, питали их, оплодотворяли достижениями других народов. И для меня было странно, что вот это понимание куда-то исчезло. Почему появился образ кочевника варвара – дикого кентавра, живущего лишь набегами? Всё уничтожает, сметает города с лица земли? Почему мы до сих пор смотрим на былую славу великих Всадников с точки зрения европоцентризма? Я не говорю о том, что кочевой мир лучше оседлого, не призываю никого вернуться в юрту. Я обращаюсь к духу кочевого мира, который жил желанием объять мир, всё познать. Исчезает понимание того, что все мы гости на этой земле и должны помогать друг другу, чтобы сохранить поэзию дарованной нам земной красоты.

Как проходили сьемки, удалось ли все запланированное?
Сьемки были сложные. От чего-то приходилось отказываться, потому как какие-то вещи требуют большего времени и затрат. Как денежных, так и физических. Основные съемки проходили в Иордании. Стоило стольких нервов добиться разрешения на ввоз аппаратуры и реквизита! Полгода ушло только на всевозможные письма. Ненавижу бесплодные ожидания, которые изнашивают сердце. И в результате съемки длились всего три дня, за которые надо было столько успеть сделать! А нас то не пускают с аппаратурой охранники, которым разрешительные документы – просто бумага. Именно участок, который нам был нужен для работы, в частной собственности у местных кочевников - бедуинов. Ирония судьбы – именно они мешали нам снимать, то наезжая на группу на конях, то включали свои смартфоны на всю громкость и снимали на них, несмотря на наши просьбы. Обилие любопытных туристов, пытающихся узнать всё про нас. Даже спрашивали название фильма, чтоб потом найти его в Инете. Утомляла жара, отсутствие транспорта, всё на ногах по скальным тропам. Практически без перерывов, с раннего утра до поздней ночи. Но группа выдержала, хотя были и новички – актеры. А что не успели – доснимали уже в интерьере. Ведь фильм у нас не документальный, а скорее – поэтический, в стилистике театрального декора. В русле мифологической реконструкции выбор Петры оправдал себя. Мне хотелось погрузиться древность и Петра помогла - дала ощущение какой-то фантастической далёкости. Рискнули, конечно. Ведь Иордания очень дорогая страна. Приходилось экономить на еде, к тому же самая дорогая там – вода. Таскали с собой не только аппаратуру, но и весь реквизит. Актеры переодевались в пещерах, там же гримировали их, там же обедали. Но все отработали на совесть. И хочется верить, что риск такого погружения в древность и параллели в понимании времени пространства, жизни и смерти, открывшиеся молодому поэту и его сверстнику культурологу, я имею в виду Олжаса Сулейменнова и Мурата Ауэзова, найдут живой отклик у наших зрителей.

Итак, каков он – ваш зритель, на кого ориентирован фильм?
Конечно же, молодой, пытающийся узнать корни нашей культуры. В фильме цитируется фраза Гамлета в переводе Бориса Пастернака:
Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их соединить!
Наши предки были правы – жизнь духа продолжается вечно. Дорога кочевника не прерывается – просто путь каждого из нас (точнее, достойнейшего среди нас) продолжится в другом мире, где вновь тебе понадобится верный конь-провидец, зрячий пес-следопыт и быстрый, как карающий меч, беркут. И, конечно же, сакральная атрибутика шамана (таланта) – амулеты в виде пера, кисти, стека и резца, т.е. инструменты для рукотворения, а также музыкальные инструменты, дабы душа обрела голос – вибрацию, которая тоже является необходимым средством для отображения состояния души в момент просветления (присутствия Древа для Будды).

То есть вернуть себя и других в состояния просветления Тенгри – осознания Неба как истинного мерила святости, сакральности, космичности нашего бытия – тянуться темечком (родничком) к Высокому, как в древности жрецы, камы и правители взбирались на гору, дабы получить благословение и силу, и «скрижали», подобно Моисею – вечному страннику, выводящего народы к благословенной земле, подобно Асану Кайгы, а также Чингисхану и другим великим мира сего. Не строить замки и башни к небу, но взойти на гору – естественную ступень по лестнице в небо. Возвыситься самому, чтобы семя Благословения упало на благодатную почву. И здесь нет никакого конкретного (материального) образа Богатства и Наследия, а всего лишь «разрешение» входа в мир иной, а уж в какой ипостаси – разговор отдельный.

Райхан Рахметова/ Адель Алиханова